Его, филолога-третьекурсника, объявление войны настигло на самом исхо­де весенней сессии — перед последним экзаменом. В первые же дни разворачивавшихся боев, как и все юноши-однокурсни­ки, как сотни и сотни других универсантов, он подал заявле­ние с просьбой зачислить его в создающееся Народное Ополчение, успев, однако, сдать свой завершающий сессию экзамен.

В сентябре — его первый бой и первое ранение. К счастью, на этот раз легкое. Краткосрочное пребывание в госпитале и в ноябре — участие в новой боевой операции. О ней писатель, рассказал сам: «...Нашему взводу был дан приказ проделать проходы в проволочных заграждениях... Указано было кому ползти первому, кому за ним следом, и так далее... Я попал во второй десяток, мне повезло. Когда убивало ползущего впере­ди, можно было укрыться за его телом... От взвода в живых осталось несколько человек... Мне перебило пулями ноги. Я истекал кровью, потерял сознание. Кто-то вынес меня с поля боя... Мне крупно повезло!» (Цит. по кн.: Г. Горышина. Жре­бий. Л., 1987. С. 141).

Но повезло бойцу Ф. А. Абрамову не только в том, что он был лишь ранен, хотя и тяжело. Его уже было приняли за убитого, и только случай спас воина от братской могилы: один из наклонившихся к нему санитаров невзначай плеснул ему в лицо немного воды из висевшего на ремне котелка, от чего тот тихо застонал, и стало ясно, что Абрамов еще жив. За­тем — госпиталь, продолжительное лечение в труднейших бло­кадных условиях. «Я, — говорил он потом, — помню, не забыл, как в самую страшную пору — в декабре-январе — лежал в нетопленном госпитале с простреленными ногами в одной из ауди­торий исторического факультета Университета, где всего еще каких-то полгода назад доводилось мне слушать лекции. Лежал в рукавицах, в солдатской шапке-ушанке, а сверху был зава­лен еще двумя матрацами» (Ф. Абрамов. Слово в ядерный век. М., 1987. С. 351). Потом переправа через апрельскую Ла­догу по знаменитой уже изрядно подтаявшей «Дороге Жизни».

Делясь воспоминаниями об этом времени с присутствующи­ми в телестудии Останкино и с миллионами телезрителей, си­девших в тот вечер у телевизоров, Ф. А. Абрамов с волнением говорил: «...Самая большая радость в моей жизни — это то, что я прошел через войну и остался жив. А на войне мне при­шлось повидать многое. В 1941 г. добровольцами мы все пошли на фронт. А ружьишко-то какое у нас? Винтовка, и та не у всех. Да бутылка с противотанковой жидкостью. И вот с этим оружием ползи-ка, поражай-ка немецкий танк! В общем, у нас уходило сто с лишним ребят с курса — большой был курс, — а вернулось человек девять, в их числе и я. Мне страш­но повезло. Конечно, я был в переплетах самых ужасных, через Ладогу пробирался уже в апреле месяце, там машины — одна впереди с ребятишками блокадными, другая с ранеными сзади, и обе пошли на дно... Наша машина как-то прошла под пулеметами, под обстрелами, под снарядами.

Страшно много случайностей, в результате которых я ос­тался жив... Для меня самый великий праздник, да и не толь­ко для меня — тут уж я открываю прописные истины — это, конечно, День Победы. Ребят, которые погибли, нет в живых. Но они и мертвые помогают мне жить! Сколько было огорче­ний, сколько невзгод в жизни, чуть не в петлю готов залезть. Но вспомнишь, что ты остался в живых, а все ребята, твои товарищи, погибли, что погибли, может быть, самые талантли­вые, может быть, гениальные ребята... А кто подсчитал, сколь­ко погибло талантов, гениев! Как осиротела из-за этого и оску­дела наша советская русская земля! Это не подсчитано. И по­этому для меня всегда самое первое утешение, что я живу, и я должен жить и работать не только за себя, но и за тех, кого сегодня нет» (15 встреч в Останкино. М., 1989. С. 106-107).

Приведем выдержку из автобиографии, хранящейся в лич­ном деле Ф. А. Абрамова, о последующем периоде: «С конца ноября 1941 г. до середины апреля 1942 г. — после второго ра­нения — лечился в разных госпиталях (Ленинград, ст. Вожега, Вологодская область, Архангельск). Затем до конца 1942 г. находился в отпуске по ранению, одновременно работая учите­лем средней школы (с. Карпогоры Архангельской области).

С конца июля 1942 г. до 6 октября 1945 г. снова служил в Советской Армии: с июля 1942 по февраль 1943 — замести­тель политрука роты 33-го запасного стрелкового полка (Ар­хангельск); с февраля до середины апреля 1943 г. — курсант Архангельского военно-пулеметного училища, с середины апре­ля 1943 г. до октября 1945 г. — сотрудник отдела контрразвед­ки „СМЕРШ" Архангельского, затем Беломорского военных округов» (Архив университета). Тогда — в 1945 г., хотя до это­го он уже был заместителем политрука, Ф. А. Абрамов стал членом партии коммунистов. К сожалению, заметим, этот пе­риод жизни и работы Ф. А. Абрамова совершенно выпал из поля зрения авторов книг и статей о писателе. Лишь частично он представлен в опубликованных журналом «Знамя» (1993, № 3) собственных «заготовках» Ф. А. Абрамова.

В 1945 г. фронтовик Ф. А. Абрамов возвратился к учебе, мысль о которой не покидала его все прошедшие годы. Как отлично успевающего и проявившего склонность к научным исследованиям студента его оставили в аспирантуре на только что созданной кафедре советской литературы.

Трудности, заботы и нужды родной деревни Карпогоры, с которой была связана вся его доуниверситетская жизнь («...Я в шесть лет начал косить, с шести лет начал работать... Я горжусь тем, что я из деревни», — говорил он на встрече в Останкино (См. 15 встреч в Останкино. С. 100, 102) продол­жали неотступно и глубоко волновать его и теперь. Ф. А. Аб­рамов поддерживал тесные связи с трудившимся в карпогор­ском колхозе братом, каждое лето навещал его, помогал, чем мог. Поэтому и тему для своей диссертации на соискание уче­ной степени кандидата филологических наук, продолжавшей уже достигнутое в дипломном сочинении, он избрал знакомую по деревенскому опыту и посвятил ее произведению близкого ему по духу писателя — «Поднятой целине» М. А. Шолохова. Диссертация была представлена в срок и получила высокую оценку. По ней автор опубликовал ряд статей, а вскоре в со­авторстве с В. В. Гура создал семинарий по творчеству. М. А. Шолохова, с которым до этого уже лично был знаком.

Научная и преподавательская деятельность шла по устояв­шемуся руслу: ассистент, старший преподаватель, доцент, за­ведующий кафедрой... Но его неотступно влекло иное...

В 1954 г. в журнале «Новый мир» появилась его нашумев­шая и принесшая автору поначалу немало огорчений, но и из­вестность, открывшая путь в мир большой литературы и круг известных литераторов статья. Это было солидное литературно­-критическое исследование на тему «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе». Смело, основательно, со знанием и про­изведений, и самой сельской жизни, с размахом и убеждающей силой в ней был поднят и подвергнут острому критическому осмыслению крупный пласт современной советской литературы.

Выступив с отрицанием лакировочно-розоволикой литерату­ры о колхозной деревне, Ф. А. Абрамов в своих произведениях по-своему реализовал эту тему и стал одним из наиболее по­пулярных наших писателей. В 1975 г. за цикл произведений о деревне Ф. А. Абрамову была присуждена Государственная премия. Его книги издаются за рубежом.

В первом же произведении «Братья и сестры» он обратился к жизни деревни военной поры. Он показал, что война, принес­шая огромные трудности и беды, вместе с тем сплотила людей, обратила все их дела и мысли на нужды фронта, раскрыла не­разделимое единство со всей страной, всеми ее народами, ко­торые, как и они — жители небольшого затерянного на Севере Пекашино, все подчиняли достижению Победы над врагом, сохранению своей Отчизны. Значительное внимание писатель уделил коммунистам — тем, кто нес на себе главные тяготы и ответственность, жертвовал жизнью прежде всего и на фрон­те, и в тылу. «У меня три сына на войне погибли. И все три — коммунисты», — говорит в его романе одна из женщин. Перед читателями проходят созданные автором образы сельских ком­мунистов: секретарь райкома Новожилов, уполномоченный райкома Лукашин, рядовой член партии колхозник Нетесов...

Как справедливо замечает работавшая с Ф. А. Абрамовым доцент Е. А. Никулина, «„Память земли", „Память войны", свет памяти — как один из необходимых залогов духовно-нрав­ственного здоровья общества и человека — стали главной проб­лемой Абрамова-художника» (Рукопись Е. А. Никулиной хра­нится в моем личном архиве). На упреки блюстителей «идей­ной чистоты», видевших в критических выступлениях писателя очернительство «нашей прекрасной действительности», обвиняв­ших поэтому его в отсутствии любви к социалистической Роди­не, патриотизма, Ф. А. Абрамов мог с полным правом сказать, как он это сделал в останкинской передаче: «...У меня, кроме правой руки, все конечности прострелены немецкими пулями. Патриотизм пулями написан на моем теле» (15 встреч в Ос­танкино. С. 95). Эти отметины войны давали ему особое право и смелость говорить всю правду об окружающей и отнюдь не розоворадужной действительности. Но при этом Ф. А. Абрамов получал опору и у людей, и у тех руководителей, с которыми он общался. Вот что он говорил в связи со своей статьей «Чем живем-кормимся», опубликованной сначала в районной газете, а затем центральной «Правде» и ряде газет других рай­онов: «Письмо наделало много шума в районе — и шума доб­рого, полезного. Оно обсуждалось на специальной сессии сель­совета, на сельских сходах района. Было перепечатано газе­тами других районов и там тоже не прошло незамеченным. Должен сказать, что немалую поддержку оказал мне первый секретарь Пинежского райкома партии. Умный, деловой чело­век Михаил Григорьевич Поздеев... Как только я поделился с ним своими замыслами, сразу ухватился: „Пишите"» (Ф. А. Аб­рамов. Слово в ядерный век. С. 328).

Фронтовик Ф. А. Абрамов ценил правдивое изображение войны другими, воссоздание ее битв и внимание к их участни­кам. «Все, кого так или иначе коснулась минувшая война,— писал он, например, С. С. Смирнову, открывшему для истории многие имена героев войны, — давно уже следит за Вашей ли­тературной работой. Следит с благодарностью, с надеждой, что Вам удастся открыть новые имена героев, расшифровать новые страницы в самой сложной и самой запутанной книге, имя ко­торой Война. Мы привыкли видеть в Вас человека большого и мудрого сердца, который по разрозненным деталям, по обры­вочным сведениям способен воскресить суровую и трагическую правду о тех, кто, казалось, навсегда затерялся в хаосе первых: лет войны» (см. С. Воронин. Время итогов. М., 1978. С. 155). И вместе с тем уважение к С. С. Смирнову не остановило Ф. А. Абрамова, когда он посчитал, что этот автор неверно оце­нил одно из произведений о войне, и прямо высказал ему свои: критические замечания.

Обращаясь к истории нашей страны и делам советского народа, Ф. А. Абрамов говорил: «Люди моего поколения отли­чались редкой самоотверженностью в труде, в учебе, в боях за Отечество. Они были великими романтиками-идеалистами в самом высоком смысле слова» (Ф. А. Абрамов. Слово- в ядерный век. С. 334). И еще: «...Я придерживаюсь того взгля­да, что да, у нас были просчеты, были падения, были жертвы, жертвы неоправданные, напрасные жертвы, но были и велико­лепные порывы, были взлеты. И хотя мое поколение и со мной рядом стоящие, идущие с моим поколением ходили часто в од­них штанах, в одной рубахе, но эти люди были великаны ду­ха, они были красавцы своим духом» (15 встреч в Останкино. С. 115).

Таких сильных духом героев и показал Ф. А. Абрамов в об­разе простых тружеников. Он и сам переживал сильные мате­риальные лишения, но оставался патриотом, оптимистом и: идейным бойцом. Всей жизнью — душой и практическими свя­зями— он прикипел к деревне. Однако на прямой вопрос он ответил: «У меня есть задумка рассказать о городе...» (Там же. С. 103). А мне хорошо известно, что он собирал и копил материал по университету, факультетской жизни. А в интервью газете «Советская Россия» с сожалением говорил: «...Непос­редственно о фронтовой жизни я ничего не написал, но соби­раюсь» (Слово в ядерный, век. С. 333). В архиве писателя хра­нятся многие тысячи рукописных страниц произведений завер­шенных, но не опубликованных, и планов, вариантов задуман­ных романов, набросков повестей, рассказов, статей, которые он не успел написать. Среди дневниковых записей Ф. А. Абра­мова есть и такая: «Наконец-то четко вырисовывается четыре вещи о войне: 1. "Белая лошадь" (посвящение: „Студентам-филологам — тем, кто не вернулся"). 2. „Разговор с самим со­бой". 3. О следователе. 4. О роли случайности, провидения в войне (о себе). Это вое — новый подход к военной теме» («Знамя». 1994. № 3. С. 140).

Нам в этом случае остается только очень пожалеть, что за­думки писателя-фронтовика и универсанта не осуществились: ведь мы, безусловно, могли бы гордиться таким рассказом о на­ших сотрудниках (а среди них, несомненно, и о фронтовиках-ветеранах), о котором с твердой надеждой писал В. Ф. Бараба­нов, предваряя свою книгу «Они сражались за Родину».

Боевые заслуги Ф. А. Абрамова были отмечены орденом Оте­чественной войны и медалями, литературные — орденом Ленина и орденом «Знак Почета».

Бережной А.Ф. Они сражались за Родину: Универсанты в годы войны и в послевоенные годы. Вып. 2. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1995. С. 8-13.