«Я услышал шипение и понял: рванет близко. Лестничная площадка в такие моменты была самым безопасным местом. И если дом превращался в руины, то лестница рушилась в последнюю очередь. Я оттолкнул тетю от окна на площадку, а через мгновение туда, где она стояла, посыпались осколки стекла…», - этот эпизод Владимир Осинский часто вспоминает, когда говорит о войне. Нашему корреспонденту он рассказал, как смог пережить блокаду и о том, чего еще, кроме голода, боялись ленинградцы.

Остаться «наедине» с бомбой

Владимир Георгиевич Осинский родился 17 января 1935 года в Ленинграде. Во время войны он жил вместе с двоюродной сестрой, бабушкой и тетей. Вчетвером они переехали в однокомнатную квартиру, которая сохраняла ценное тепло лучше их прежнего двухкомнатного жилища. От холода спасались печкой-буржуйкой, которая помогала хоть ненадолго, но согреться. Отопление, электричество и водопровод для осажденного города остались в прошлом. В прошлом осталась и счастливая сытая жизнь. Как пятилетнему ребенку в ноябре 1941 года Вове полагалась минимальная норма хлеба – 125 граммов в день. Удивительно, но сегодня, отметив восьмидесятилетний юбилей, Владимир Георгиевич не помнит, что такое голод. Вместо этого в его память врезались бомбежки – шипение, гул, и звук сирены, вызывающий животный страх.

Со временем люди перестали прятаться в бомбоубежищах при очередном артобстреле – настолько привычными стали воздушные атаки. Сидя в тесном подвале, Володя сомневался в том, что три-четыре этажа над головой смогут уберечь от разорвавшейся бомбы. Постепенно научился разбираться в военных самолетах и отличать один тип снаряда от другого. Прислушиваясь, мог определить, где упадет бомба: гул и грохот – значит далеко, шипение – значит совсем рядом.

На двери табличка «Карантин!» − это заболевшего скарлатиной Вову и его семью оградили от остального мира. Когда в соседний дом попал, но не разорвался снаряд, все жильцы в округе были эвакуированы подальше от «такого опасного соседа». Все, кроме семьи Осинских – карантин нарушать нельзя! Так Владимир, его сестра, бабушка и тетя остались «наедине» с бомбой, которую собирались прямо в доме уничтожить саперы. Ее обложили мешками с песком и взорвали, несмотря на то, что рядом оставались люди. Расчет подрывников оказался верен: Владимир Георгиевич помнит, что его родные не пострадали во время взрыва, и только посуда зазвенела в шкафу.

Однако в другой раз нерасторопность при бомбежке могла стоить ему жизни. Очередной обстрел застал мальчика на углу улиц Фурманова (с 1998 года – Гагаринская улица) и Чайковского. Воздушный бой шел между советским и немецким самолетами. Володя не спешил искать укрытие и наблюдал за ходом событий. Если бы не милиционер, который заметил Вову и буквально швырнул его под навес, обломки подбитого немецкого самолета упали бы прямо на маленького зеваку. Такие люди, как тот неизвестный милиционер, способные защитить, ценились так же, как хлеб, спасающий от голодной смерти.

Подвиг блокадного радио

От смерти Петербург спасало и радио, которое, как сердце блокадного города, ни на один день не прекращало свою работу. Даже газеты из-за нехватки бумаги и электроэнергии в какой-то момент перестали издаваться, но ленинградское радио всегда держало связь с городом, фронтом, миром. Позже, будучи преподавателем факультета журналистики Санкт-Петербургского государственного университета, Владимир Георгиевич вместе с коллегами выпустил три книги о блокадном радио и диск с полуторачасовой записью блокадных эфиров. Как пишут авторы, работать дикторам в голодные времена было нелегко. Когда сил не было вообще, радиоведущие использовали небольшую перекладину: опирались на нее подбородком, чтобы не держать голову в напряжении перед микрофоном во время многочасовых эфиров.

«Голос блокадного мальчишки» − Марии Петровой, литературные чтения Владимира Лебедева и Владимира Ярмогаева по вечерам, стихи Ольги Берггольц, репортажи с передовой Лазаря Маграчова. Беспокойно учащенные или замедленные стуки метронома, уникального ленинградского изобретения, которое извещало жителей об обстановке в городе в любое время суток. Радио рассказывало о военных буднях, помогало не сойти с ума, выжить в нечеловеческих условиях блокадного города. Сообщило оно ленинградцам и о долгожданной победе в Великой Отечественной войне. В тот день Вова вместе с сестрой шел через весь город и около каждого громкоговорителя видел толпу людей, слушающих голос Юрия Левитана.

После окончания школы, Владимир Осинский поступил в военное училище, затем пошел в армию, а в 1957 году поступил на отделение журналистики филологического факультета ЛГУ. К журналистскому делу молодого человека тянуло с детства. Владимир Георгиевич вспоминает, как в 1946 году его с друзьями пригласили на запись встречи пионеров с советским снайпером Владимиром Пчелинцевым. Тогда ребята впервые увидели трофейную немецкую магнитную проволоку, с помощью которой журналист Лазарь Маграчов вел эфир. Тем не менее, радио появилось в профессиональной деятельности Владимира Георгиевича лишь в 1964 году, когда после двух лет сотрудничества с «Ленинградской правдой» он пришел работать на факультет журналистики ЛГУ. Затем была защита кандидатской диссертации, работа доцентом и заведующим кафедрой радио и телевидения. В. Осинский создал множество сценариев телепрограмм и документальных фильмов.

Сегодня передо мной сидит энергичный человек с проницательным и внимательным взглядом. Он пользуется мобильным телефоном, компьютером и удивляется, какой скачок совершила техника всего за одно поколение. Владимир Георгиевич до сих пор читает лекции, но приходит в университет не каждый день, поэтому его вниманием стремятся завладеть и коллеги, чтобы поделиться новостями, и студенты, чтобы обсудить диплом. Улыбаясь, он помогает всем, вот только когда вспоминает блокадный Ленинград, его улыбка становится горькой, а взгляд – задумчивым.

Елена Даздорова