Закрыть

Меню

Все годы оккупации она помогала партизанам

Всем помнят подвиги детей-героев войны. Марат Казей, Лёня Голиков, Зина Портнова, Валя Котик, Зоя и Шура Космодемьянские. Однако остались неизвестны имена десятков тысяч юных героев, которые боролись против гитлеровских оккупантов. Надежда Михайловна Осипян − о том, как сражалась с немцами в тылу врага.

Эвакуация из Саблино

Когда началась война, наша семья жила в Саблино, под Ленинградом. Мы не были готовы к войне, но немцы шли напролом и очень быстро оккупировали посёлок. Нас было пятеро: мама, две сестры, маленький братишка и я. Однажды во время обстрела в наш дом попал снаряд, и мама с братом погибли. Мне было примерно лет 16, и я осталась вместе с двумя сестрами. А в Саблино жила моя тётя. Она только-только успела отвезти детей в Ленинград, к сестре, вернулась в посёлок за вещами, попала в оккупацию и уже не смогла вернуться к детям, которые остались в блокаде.

К этому времени немцы стали эвакуировать людей: кого в Латвию, кого в Польшу. Нас вместе с тётей тоже посадили в товарный вагон и повезли куда-то. Мы ехали в сторону Прибалтики, и вдруг тётя, которая отлично знала Ленинградскую область, говорит нам: «Странно, но они повернули обратно». Так мы оказались в Уторгоши − посёлке Новгородской области.

Работа на два лагеря

​Здесь мы жили некоторое время в доме вместе с другими беженцами. Но есть и пить что-то надо, работать хотелось, но я не знала, где. Свои вещи мы постепенно обменяли у местных жителей на продукты: рожь, пшеницу, овощи. А я была уже достаточно взрослой, ходила на танцы. Однажды познакомилась с девочкой, мы пообщались, я рассказала ей про нашу семью, про тётю. Она спросила меня: «Не хочешь ли поработать?» Я, конечно, обрадовалась и согласилась. Оказалось, что она трудилась в хозяйственной немецкой комендатуре. Поскольку я всегда увлекалась изучением немецкого языка, то вскоре тоже присоединилась к ней. Другого выхода на тот момент не было. В наши обязанности входил учёт налогов с деревень и крестьян. Рядом с железной дорогой стояли огромные сараи, куда подъезжали крестьяне на лошадях, а мы стояли у весов и принимали мешки. Бывало, привезут нам десять килограммов пшеницы, а мы пишем «20». Запишу, справку дам и скажу: «Разворачивайтесь и уезжайте быстрее». Они положат на лошадь один мешок и уедут.

Здесь же работали и мои знакомые ребята. Как-то раз я узнала от них, что где-то недалеко есть партизаны. Я стала расспрашивать подробнее, что за отряд и где он находится, но никому не говорила, что тоже хочу вступить в него. Узнала, что в километрах восьми есть деревушка, где они работают, села на велосипед и поехала. Немцы летят туда-обратно на машинах, на мотоциклах. Кругом – лес. Я как ни в чем не бывало еду по шоссе в другую деревню.

Там я встретилась с местными жителями, которые сказали, что в это время партизан здесь не бывает: «Мы скажем ребятам, что ты хочешь приехать, и они будут тебя ждать». Вернулась на следующей неделе, а они мне говорят: «Молодец, что приехала. Нас много, но и работы хватит всем». Рассказала им, что бываю в немецкой комендатуре, что знаю о многих передвижениях, веду учёт налогов. Они зачислили меня, но я должна была оставаться в Уторгоши и сообщать о поездах. Каждый день в определённое время ко мне приходил партизан, которому я и выкладывала всё, что увидела за день: если едут закрытые вагоны, значит, везут раненых, а если открытые платформы с брезентом − орудия. Моя тётя вскоре поняла, что я с кем-то встречаюсь. «Смотришь постоянно в окно и сразу куда-то уходишь. Я давно знала», − говорила она мне.

Позже стала просто класть записки со сведениями, а партизан приходил, когда ему было удобно, и забирал их. Передавать нужно было любую информацию. Однажды, например, к нам на танцы власовцы приходили. Я, конечно, пошла туда, а потом сразу же ночью написала записку и положила в особое место в разрушенном после бомбёжке доме на окраине города.

Немцы отступают

Комендантом у нас был старый немец, интеллигентный человек. Однажды он подошёл ко мне и сказал: «Надя, комт мит мир!» (Пойдём со мной. – Прим. авт.). Повёл меня во двор, а там много разной живности: лошади, коровы, бараны, козы. Офицер спросил, есть ли у меня дедушка. Мы жили вместе с бабушкой и дедушкой. На следующий день я привела деда к коменданту, который разрешил выбрать любую лошадь. Я сразу поняла, что немцы отступают и не могут брать с собой животных. Офицер решил помочь мне. Мы запрягли лошадь с телегой и вскоре собрались уехать из Уторгоши. Куда угодно, только чтобы нас не эвакуировали в Германию! Но нам пришлось вернуться в посёлок, потому что мы не могли переехать рельсы. Тогда я взяла велосипед и вновь поехала в соседнюю деревню к партизанам, где меня, как оказалось, уже все знают. И около двух месяцев ходила по лесам вместе с партизанами.

Однажды взяли мы в плен немцев. Привезли их в дом, где остановился наш отряд. И мне ребята говорят: «Надя, пойди, расстреляй хоть одного». Но я испугалась и отказалась. Сидим мы в избе и слышим выстрелы. Одного расстреляли, берут следующего, а другие сидят и ждут своей очереди. И жалко было не того, которого уже расстреляли, а самого последнего, который молча ждал смерти.

Когда немцы отступили, нас всех организовали и повели пешком в Ленинград через Лугу. Ночевали в домах, и многих ребят сразу забирали в военкомат. Однажды командир подозвал меня и спросил: «Вот ты куда хочешь – в армию пойти или учиться?" Я отвечала: «Как скажете». Перед войной смогла окончить только шесть классов, но командир решил, что самый лучший вариант − это отправить меня учиться в Ленинград. И вскоре я пошла в вечернюю школу в седьмой класс, окончила десятилетку, потом пошла в институт иностранных языков. Так я и связала всю свою жизнь с педагогической деятельностью.

Записала Виктория Гринько

Уважаемые универсанты! Если вы заметили неточность в опубликованных сведениях, просим Вас присылать информацию на электронный адрес pro@spbu.ru