Закрыть

Меню

Пусть в страхе, но жили

Ее единственная просьба – не сгущать краски. Да, блокада – это страшно, был голод, постоянные бомбежки и обстрелы, однако при этом работали школы и заводы, никто никого не гнал в приказном порядке. Люди еле тащили ноги, но шли на службу и выпускали танки и снаряды. Наши корреспонденты поговорили с Галиной Ивановной Пядусовой о жизни в осажденном городе.

 

Каждый обстрел разбирался в Смольном

Перед началом боевых действий мой отец, военный, был на границе с Финляндией. Мы планировали туда переехать из-за его очередного назначения. Помню, как страдала и плакала, что придется идти в новую школу. Но не пришлось. Мы остались в Ленинграде. Эту ночь после объявления войны я вряд ли забуду. Отцу нужно было срочно съездить в город за приказами, и я поехала с ним. По дороге у нас три раза спускало колесо, приходилось вытаскивать камеру из покрышки, а потом обратно вставлять ее. Комары кругом.

Так как отец был военным, мы жили в Артиллерийском училище на Московском проспекте. Нам много раз предлагали эвакуацию, но мама отказывалась. Рядом с нашим домом было много военных частей, по ним часто стреляли. Один день запомнился особенно. Тогда был дикий обстрел, вокруг сплошной дым, все убежали, а мы с мамой не смогли выйти из парадной. Напротив стоял дом-сапожок, который собой закрывал нашу квартиру. Снаряд попал в него. А если бы этого «сапожка» не было? Поначалу мы не так боялись, но под конец нервы сдавали.

Во время войны продолжала работать школа № 5 (Позднее переименована в № 272. – Прим. авт.) на 1-ой Красноармейской улице, в которую я ходила. Полный класс было набрать трудно, поэтому работали «сборные». Аттестат я получила в 1943 году, окончила на «отлично». Помимо учебы, у нас были дежурства на крыше. Из-за постоянных обстрелов приходилось всегда быть начеку. В военкомате на Огородникова проводилась военная подготовка. Еще ходили в госпиталь, ездили на сельскохозяйственные работы в Токсово собирать картошку. В общем, на месте не сидели. Многим школьникам после войны даже дали медаль «За оборону Ленинграда».

Сейчас я часто встречаюсь с учениками Московского района и стараюсь им объяснить, что блокада – это страшно, но иногда краски слишком сгущают. Да, был голод, были постоянные бомбежки и обстрелы, но каждый обстрел разбирался в Смольном, где был штаб. Выясняли: «Кто виноват? Кто пропустил? Армия, флот или летчики?»

Пусть в постоянном страхе, но город жил. Работали школы, в них даже выдавали обед – мука, растворенная в кипятке. Я из семьи военного, поэтому отцовский паек был больше, чем у остальных. Это позволяло мне делиться своим школьным обедом с одноклассниками, помогать ребятам. Например, в моем классе училась одна девочка, Нина Ольхина, ставшая впоследствии известной актрисой Большого Драматического Театра. У нее был маленький серенький бидончик, в который я переливала этот «суп». Кстати, после окончания школы в 1943 году Ольхина поступила в студию Горьковского театра. В это время многие артисты возвращались из эвакуации, поэтому она попала в среду «маститых» актеров – Полицеймако, Лаврова и других. Они тогда «гремели» на всю страну. Продолжал работать Александринский театр, в котором показывали музыкальные комедии. Иногда я бегала вдоль Фонтанки от Московского проспекта до театра в минус 15, а то и в минус 20.

В 43-м был открыт первый музей обороны Ленинграда. Он находился напротив Летнего сада, на Соляном дворе. Мне, одной из немногих, еще удалось там побывать. Как сейчас помню, на входе были подвешены модели самолетов, рядом с музеем танки стояли, но главное − там было помещение с портретами всех командующих, включая моего отца. Оно напоминало зал в Эрмитаже, в котором висят портреты всех героев войны 1812-го года. Однако Сталину показалось, что люди слишком много говорят о защите Ленинграда и слишком мало − о защите Москвы. Музей закрыли, а портреты, наверное, выбросили. Зачем нужно было разрушать памятники, почему не найти им отдельное место и не собрать их туда? Память как-никак…

С прорывом блокады стали заново открываться институты. Со своим «золотым» аттестатом я была нарасхват, поступила сразу в два: на дневное − в Строительный, на вечернее − в Герцена. Днем умудрялась находить время на занятия балетом. Я не состояла в Комсомоле − времени на это просто не оставалось. В партию вступила позже. Было тяжело совмещать два института, поэтому на экзамене по геодезии в Строительном я «споткнулась». Зато в Герцене получила два диплома: французского отделения и экстерном − английского. В городе на тот момент было пять университетов, которые выпускали специалистов в области иностранных языков.

После войны успела поработать в Артиллерийском училище. Там обучались суворовцы, поэтому дисциплина была железная. Я рада, что сразу не попала в школу: там требуется подготовка и твердый характер. А потом началась безработица, устроиться на работу было трудно, но возможно. Мой отец был заведующим военной кафедрой в Политехническом институте, и я устроилась туда почасовиком. Следующая часть моей карьеры была связана с преподаванием русского языка для иностранцев, в том числе за границей. Позже жизнь привела меня в Санкт-Петербургский университет — на целых 45 лет.

 

Всё, как положено мужчине. Всё, как положено солдату

Мне очень дорога память об отце, который умер в 63 года. После выхода на пенсию я стала разбирать его бумаги, он был очень «писучий». Правда, когда началась война, офицерам отдали приказ уничтожить все письма, переписки и дневники. Каким-то образом его записи сохранились. Отец был простым крестьянским парнишкой из Белоруссии, однако получил отличную артиллерийскую подготовку. В военном училище его обучали офицеры царской армии. В одном из дневников он даже писал, что некий граф Соколов поставил ему высшую отметку по одному из предметов и подчеркнул, что сделал это впервые. Потом отец окончил академию Фрунзе и академию Генштаба. Но продвижения по службе у него не было − мешал прямой характер. Здесь получилось, как у артистов: кого-то «задвигают», кого-то «выдвигают» вперед. Отец в начале войны получил звание генерал-майора − так и остановился на нем. Масса орденов, четыре Ордена Красного Знамени. Всю войну отец был в гуще событий. Армия без конца готовилась к прорыву, рассматривала всевозможные варианты. Все собирались в Токсово, где стоял штаб 23-й армии. Он был командующим артиллерией прорыва, участвовал в операции «Искра», дошел до Берлина.

Мне всегда казалось, что отец был обижен. После его смерти о нем забыли, так потом и называли − «забытый генерал». Однако мы с моей приятельницей Ириной Филатовой добились справедливости. Генерал Иван Миронович Пядусов был включен в Золотую книгу Ленинграда. Я надеюсь, что в какой-то степени смогла восстановить память об отце.

Подготовили Анна Курылева и Дарья Орешко

Уважаемые универсанты! Если вы заметили неточность в опубликованных сведениях, просим Вас присылать информацию на электронный адрес pro@spbu.ru