22 июня 1941 года. 9:45 утра, Ленинградский комитет по радиовещанию. Через пятнадцать минут в эфир должна выйти полюбившаяся ленинградцам сатирическая передача «Давайте не будем». Слушатели уже привыкли, что ровно в десять часов артисты по радио начинают читать смешные диалог, юморески, сатирические миниатюры. И, вероятно, многие в этот момент уже приготовились слушать передачу у своих радиоприемников.

Прекрасное настроение в это ясное летнее утро было у тех, кто готовил «Давайте не будем». Сотрудники литературно-драматического отдела и артисты прорепетировали передачу в последний раз и направились в студию. Но в эфире творилось что-то странное. Из Москвы передавали один за другим военные марши, и все это по указанию из Москвы транслировалось по Ленинградскому радио. Прошло 15 минут, потом еще 15. В радиокомитет начали звонить встревоженные слушатели: когда же начнется передача? Пришлось объявить, что передача задерживается на полчаса по техническим причинам. В таком напряжении и радиокомитет, и слушатели находились еще до полудня. А в 12:15 Москва передала, что сегодня в пять часов утра немецкие войска перешли советскую границу. Так запомнилось начало войны профессору филологического факультета Георгию Пантелеймоновичу Макогоненко, работавшему в то время в Ленинградском радиокомитете. Сейчас его нередко просят рассказать о памятных днях его деятельности на радио, днях, насыщенных великими и страшными событиями, − днях блокады.

Перестройка на радио началась в первый же день войны. Все передачи в тот день были отменены, срочно были вызваны в радиокомитет абсолютно все сотрудники. Вместе думали, как работать дальше, что передавать в эфир? Решили, что правильно будет организовать выступления поэтов, писателей, композиторов.

И уже вечером все услышали голоса ленинградских поэтов, читавших свои стихи.

− Вот так мы и начинали перестраиваться, − рассказывал Георгий Пантелеймонович. – Придумали литературный журнал «Радиохроника». Это была целая часовая передача из публицистических выступлений, из очерков с фронтов, стихов, песен, сатирических частушек. Привлекали к сотрудничеству Михаила Зощенко, он, в частности, читал свой рассказ «О черте». Выступал Евгений Шварц… Но чем дальше шла история, тем больше становилось сложностей.

В конце августа 1941-го пришла директива из Москвы: ежедневно выпускать в эфир передачу о Ленинграде на всю страну. Людей горячо волновала судьба ленинградцев. Враг был у ворот города, немцы взяли Пушкин, Урицк. В сентябре в Ленинграде было первое сокращение норм выдачи хлеба…

Передачи для всего Советского союза поручили готовить молодому редактору литературно-драматического отдела Георгию Макогоненко. И сейчас, по прошествии сорока лет, Георгий Пантелеймонович может с точностью назвать даты выхода почти всех передач. Первая из них состоялась шестого сентября. На радио были приглашены самые разные люди: рабочий, матрос, боец, ученый, домохозяйка, писатель, композитор. Но все они говорили об одном – о том, что верят в победу, что город не отдадут врагу. По радио звучали голоса Ольги Берггольц, Всеволода Вишневского, Анны Ахматовой, Веры Инбер, Николая Тихонова, Александра Прокофьева.

От лица ученых Ленинграда выступали академик А. А. Байков, директор Эрмитажа академик И. А. Орбели. Ленинградцы были готовы ко всему, даже к самому страшному. В сентябре положение стало еще более тяжелым, город жил под угрозой вторжения врага. В связи с этим на радио подготовили специальный цикл передач. Приведу фрагмент статьи профессора Г. П. Макогоненко из стенгазеты «Филолог»: «14 сентября я был послан в городской штаб обороны, чтобы получить указания о подготовке цикла передач на Ленинград, обусловленные крайне тяжелым положением на фронте. Передачи ближайших дней должны быть посвящены важнейшей теме: как в случае необходимости сражаться с врагом на улицах и площадях города, как истреблять танки на улицах города, как вести оборону дома, как строить баррикады. Помню, как, слушая майора, диктовавшего мне очередные темы передач, я, записывая предложения в блокнот, испытывал незнакомое мне ранее чувство нереальности, какой-то дурной фантастики, бредового сна…Уличные бои в Ленинграде? Оборона дома? А майор деловито разъяснял, какими разнообразными должны быть передачи: необходимо учитывать выгодные моменты профиля городской местности. Например, Летний сад может быть удобным заслоном на пути врага к Неве и Кировскому мосту. Ведь его окружают с трех сторон водные рубежи…Дичь и бред, думаю я, записывая все это…Лебяжья канавка, Фонтанка и Нева – уже рассматриваются как водные рубежи в боях на улицах и площадях города».

…Шестнадцатого сентября у Георгия Макогоненко был один из обычных рабочих дней. Он, как всегда, готовился к передаче. С утра созвонился с Дмитрием Шостаковичем, чтобы договориться о выступлении его на радио.

− Зашел в диспетчерскую, взял газету, − говорит Георгий Пантелеймонович, − передовая называлась «Враг у ворот». Над Ленинградом нависла угроза вторжения. Я поехал к Шостаковичу с тревогой: видел ли он газету, что скажет нашим слушателям? Сжимая в кармане газету, Макогоненко поднялся по лестнице, но на кнопку звонка нажать не решался – за дверью слышались звуки музыки. Сел на ступеньки, закурил, в запасе было еще полчаса…

− Шостакович открыл мне. Был очень возбужден, говорил в своей необычной манере, как человек, который опаздывает на поезд. Спросил:

− Что же мне сказать слушателям?

− Расскажите, чем вы сейчас занимаетесь…

− Я…я пишу симфонию…

− Вот это и скажите.

Тогда были написаны знаменитые слова Дмитрия Шостаковича о Седьмой симфонии. Они прозвучали на всю страну и вскоре были перепечатаны во всей мировой прессе: «Час тому назад я закончил вторую часть своего нового симфонического произведения. Если это сочинение мне удастся написать хорошо, удастся закончить третью и четвертую часть, тогда можно будет назвать это сочинение седьмой симфонией».

История эта имела знаменательное продолжение. Наступила весна. Радиокомитет работал всю зиму, суровую и страшную. Ровно по часам выходили передачи в эфир. И трудно представить, какими усилиями готовили их работниками радио, голодные, ослабевшие, как и все ленинградцы. Почти все сотрудники жили в то время тут же, в радиокомитете. В большой комнате была печка и множество раскладушек, диванов. Приютились в этом же здании и музыканты оркестра народных инструментов. Это был практически единственный художественный коллектив, оставшийся в блокадном Ленинграде. Все музыканты стали членами команды ПВО.

Георгий Пантелеймонович к тому времени был уже заведующим литературно-драматическим отделом. Как-то из Куйбышева передали, что впервые была исполнена Седьмая симфония Шостаковича (композитор находился в эвакуации). Это была та самая музыка, которую Шостакович писал в осажденном городе!

− Это была наша, Ленинградская симфония, − взволнованно продолжал мой собеседник. – Мы решили исполнить ее здесь, в Ленинграде. Получили на это особое разрешение и отправили телеграмму в Куйбышев на радиокомитет Шостаковичу. Через некоторое время летчики доставляли в город ноты. Оставалось самое трудное – найти и поставить на ноги в буквальном смысле слова исполнителей.

Известный дирижер К. И. Элиасберг находился в стационаре, где лечили от ленинградской болезни – дистрофии. Когда он ознакомился с партитурой Седьмой симфонии, он сказал: «Музыканты слабы, некоторые умерли, вряд ли оркестр сможет исполнить симфонию». Но симфония должна была прозвучать в осажденном Ленинграде. Обком партии поддержал инициативу Радиокомитета.

Музыкантам выдали рабочие карточки, тяжелобольных поместили в стационар, сотрудники Радиокомитета организовали парикмахерскую, баню тут же, в Доме радио. Но этого оказалось недостаточно. По партитуре оркестр должен был иметь сдвоенный состав духовых инструментов. На помощь пришел Военный совет фронта – был дан приказ откомандировать с фронта музыкантов. Начались репетиции.

9 августа в здании Филармонии впервые в Ленинграде была исполнена Седьмая симфония Дмитрия Шостаковича, впоследствии названная «Ленинградской». Да, город жил, несмотря на все тяжкие, нечеловеческие испытания. В тот день, когда исполнялась симфония Шостаковича, ее слушал весь город, она транслировалась по радио. На радио приходило огромное количество писем с различными просьбами. Радио стало заменять библиотеку, театр.

− Мы начали читать русскую классику, − вспоминает Георгий Пантелеймонович. – И тут произошел курьез – выяснил, что в классической литературе много описаний завтраков, обедов, ужинов. Можно ли было все это читать голодным людям? Приходилось делать своеобразную «адаптацию» текста. Потом появился «Театр у микрофона». Артисты, оставшиеся в Ленинграде, с готовностью откликнулись на призыв Радиокомитета. Пришли Мичурина-Самойлова, Горин-Горяйнов и другие. С конца 1942 года «Театр у микрофона» стал одной из постоянных передач. А письма все шли и шли. Люди просили, спрашивали, требовали. Многие просили передать что-нибудь смешное. Писали категорично: «Дайте нам посмеяться».

− Мы стали готовить сатирические передачи. Ольга Федоровна Берггольц, например, написала пьесу «Пятое время года». Гитлер обещал взять Ленинград осенью, потом зимой, потом весной, но ему это не удалось. Видимо, ему придется ждать пятого времени года, чтобы взять Ленинград. Таков был смысл этой сатирической пьесы. Передавали мы и фельетоны, куплеты, песни. Радио помогало людям жить, радоваться жизни, верить в победу.

Когда приближался новый, 1942 год, Ольга Берггольц говорила ленинградцам о победе, которую они уже одержали, выстояв целых три месяца. Сколько душевного мужества требовалось людям, чьи голоса постоянно звучали в эфире. Им нельзя было падать духом ни на минуту. Ведь их слушали весь Ленинград, вся страна. Сердца людей бились чаще, когда в эфире звучало обращение: «Слушай нас, родная страна, говорит город Ленина, говорит Ленинград».

В. Колесова, 17 февраля 1984 года, газета «Ленинградский университет».

Материалы предоставлены Советом ветеранов филологического факультета СПбГУ