Версия для печати

Воспоминания П. К. Смирнова о войне

Школу окончил в 1939 году и поступил на биологический факультет Ленинградского университета. Обстановка в мире и стране к этому времени была напряжённой: только что закончилась финская компания. В Ленинграде она сопровождалась затемнением на улицах и в домах, тревогами. Некоторые школы были заняты под госпиталя: раненых было много. Кстати, наш бывший студент и выпускник кафедры зоологии позвоночных Андрей Александрович Меженный участвовал в боях на Карельском перешейке, где получил ранение в шею.

Было настолько тревожно, что отменили отсрочки от призыва в армию, и юноши 1921 года рождения, поступившие в университет в 1939 году, не начав учиться ушли в армию. Я родился в 1922 году, в 1939-м мне исполнилось только 17 лет и поэтому я ушёл в армию в 1940 году, когда начались занятия на втором курсе.

Целый эшелон призывников ушёл из Ленинграда в Омск. Ехали в теплушках 12 дней. Переносить тяготы военной службы помогли навыки, приобретённые в ходе вневойсковой подготовки в средней школе, в университете, во время полевых лагерных учений студентов первого курса, в процессе сдачи норм на значок ГТО.

Пожалуй, самым трудным и болезненным для меня, да и для многих других, был суровый сибирский климат с сорокоградусными Морозами и ветрами. К концу зимы у всех были обморожены пальцы, щёки, уши. Лица были в коричневых пятнах…

Начало войны застало меня в военном лагере в Черёмушках под Омском на берегу Иртыша. В этот воскресный день был праздник – официально открывался лагерь. На стадионе разыгрывалось нападение на пост… И вдруг представление было прервано и весь стадион стал слушать, затаив дыхание, выступление В. М. Молотова.

Начались спешные приготовления к отправке на фронт. Проводились митинги. Комсомольцы нашей учебной роты обратились к командованию с просьбой отправить всех на фронт. Нам разъяснили необходимость подготовки кадров командиров для армии на смену выбывающим в результате боёв. 23 июня рота в полном составе была переведена в Омское пехотное училище для прохождения ускоренного курса подготовки офицеров. В начале сентября 1941 года нам присвоили звание лейтенантов и эшелон тихо отошёл от Омска на запад. Ленинград уже был в кольце блокады.

Всю нашу группу доставили в Бежецк, чтобы затем перебросить под Калинин (Тверь), который был уже осаждён немцами. На станции Бежецк пришлось испытать бомбёжку.

В 19 лет я получил под командование стрелковую роту в составе 90 штыков. Однако в дальнейшем такой численности у роты уже никогда не было. Велики были потери. Очень быстро сменялся личный состав – настолько быстро, что не удавалось со всеми познакомиться и запомнить хотя бы фамилии бойцов…

Первый бой, в котором моя рота шла на правом фланге полка, состоялся за освобождение села Стружня под Калининым. В боях за Калинин пришлось форсировать Волгу по льду. Наступление на нашем участке фронта развивалось вдоль шоссе Калинин–Старица–Ржев.

Великое множество деревень на этом пути было освобождено, но ещё больше было сожжено фашистами. Бой мы начинали обычно ночью, под покровом темноты. Атака начиналась без артподготовки – снарядов было мало. Стремились как можно ближе и бесшумно подойти к деревне, чтобы застать врага врасплох. Такая тактика нередко приводила к успеху. Кроме того, в темноте нельзя было вести прицельный огонь и немцы палили «по звёздам». Правда, обнаружив нас у околицы, они поджигали деревянные постройки, чтобы осветить местность.

Особенно памятным был бой за село Иванищи. С ходу его взять не удалось. Немцы укрепились и удерживали село, удобно расположившееся на высоком берегу Волги. Село окружено полями, так что всё вокруг просматривалось далеко. Подошли мы к селу накануне Нового 1942 года. Встретить Новый год пришлось на морозе в тридцать градусов прямо на шоссе. Луны не было, но небо было звёздное. Заняв исходные позиции, к утру мы начали, соблюдая тишину, приближаться к околице. Когда наш правый фланг подошёл к воротам у околицы, немецкий часовой закричал «Атака», но было уже поздно, так как левый фланг батальона уже продвинулся вдоль овинов и сараев почти до середины села. Беспорядочная стрельба из пулемётов и миномётный огонь «по площади», без прицела, успеха не имели, и немцы побежали кто в чём, выскакивая из домов и поджигая их. Село было освобождено с немалыми по нашим масштабам трофеями. Перед комендатурой было трое повешенных: двое пожилых мужчин и женщина…

В одном из небольших боёв 14 января 1942 года я почувствовал сильный удар в поясницу, упал, перехватило дыхание. Это было слепое осколочное ранение. Я даже не слышал разрыва мины – видимо, перестал прислушиваться и по звуку оценивать обстановку. Лечился в госпитале города Гусь-Хрустальный Владимирской области около двух месяцев.

После госпиталя получил назначение в штаб 415-й стрелковой дивизии, где исполнял обязанности помощника начальника Первого отделения и офицера связи – приходилось перемещаться вдоль линии фронта из батальона в батальон с разного рода заданиями и выполнять контрольные функции. Дивизия занимала на реке Угре участок фронта (Юхновское направление).

Весна 1942 года. В начале апреля снег напитался водой. Земля ещё не оттаяла и была покрыта жижей. Особенно тяжело было находившимся на переднем крае. Костров жечь нельзя: по дымку начинался обстрел из пулемётов и миномётов. Обсушиться негде… Последствия такого остуживания сказываются до сих пор.

В канун майских праздников мне вручили направление на учёбу в Военную академию им. М. В. Фрунзе. В то время она была эвакуирована в Ташкент. Путь туда занял 13 суток. Половодье размыло железнодорожное полотно и приходилось ждать окончания восстановительных работ. В одну из таких стоянок в городе Уральске (около 6 часов) я успел через адресный стол разыскать сестру с семьёй, которая эвакуировалась с Училищем связи из Ленинграда с одним из последних эшелонов 1 сентября 1941 года.

В семье меня считали погибшим. В феврале 1942 года мать перед эвакуацией из блокадного Ленинграда получила похоронку, согласно которой я погиб смертью храбрых на берегу Волги в 200 метрах от деревни Красново. Так я восстановил утерянную связь с семьёй. Узнал, что отец и старший брат погибли в Ленинграде от голода. В нашей семье из четырёх мужчин войну пережил только я, да и то вернулся инвалидом ВОВ. Средний брат погиб под Кенигсбергом.

В Ташкенте была обстановка, будто войны и не было. Никакого затемнения. Пёстрая толпа на улицах. По-восточному красочные базары. Хорошее в сравнении с фронтовым питание, регулярный ритм работы и отдыха, южное солнце, сухая погода – всё это сделало своё дело. Кроме совершенствования своих знаний в военной области удалось укрепить здоровье. К 1 октября 1942 года был окончен ускоренный курс Военной академии. Мне присвоили звание старшего лейтенанта и направили в распоряжение Главного управления кадров РККА в Москву.

В середине октября 1942 года я выехал на Западный фронт в город Зубцов, где занимала позиции во втором эшелоне обороны 246-я стрелковая дивизия, и получил назначение начальника штаба 908-го полка. Дивизия готовилась к наступательной операции в направлении на Ржев в составе правого фланга Западного фронта. Проведя штабные и батальонные учения, примерно за неделю до начала наступления я был отозван в штаб дивизии, где занимался подготовкой предстоящего наступления.

Наконец, 17 декабря 1942 года на рассвете «сыграли» катюши. В мою обязанность теперь входило установить связь с соседом справа, и я отправился вдоль линии фронта на наблюдательный пункт соседней дивизии. Но далеко уйти не удалось. Меня настигли осколки разорвавшегося снаряда: в грохоте боя я не услышал его приближения, что обычно обнаруживалось по звуку. В результате – сквозное осколочное ранение ног, но правая нога пострадала особенно серьёзно: перебиты седалищный нерв и основные сосуды. К счастью, кость осталась цела, что сохранило мне ногу. Из-за большой потери крови в госпиталь меня доставили без сознания. Как я потом узнал, спасла меня, дав свою кровь, медсестра, которую я так и не успел узнать. Через сутки нас, тяжёлых, погрузили в санитарный поезд и эвакуировали в Москву. Начался долгий путь по госпиталям. В целом лечение заняло целый год – до конца 1943-го. Лишь 17 декабря я вернулся в строй и получил новое назначение в качестве помощника начальника строевого отдела Рязанского пулемётного училища и начальника секретной части. Пришлось осваивать новые обязанности чисто штабного делопроизводства.

В июне 1944 года я был вызван в Штаб Московского военного округа, где мне вручили орден «Красной Звезды» за активное участие в боях за освобождение городов Калинин, Старица, Ржев и многочисленных населённых пунктов в этом направлении.

В начале апреля 1945 года училище расформировали и я получил назначение в Москву (Кучино) начальником секретной части Московских высших курсов усовершенствования офицеров местных органов военного управления НКО.

День Победы 9 мая я встретил в Кучино. Ранним утром, ещё до общего в военном городке часа подъёма, казармы ожили: шум, крики. Все вышли на улицу. Кто-то пускал ракеты, стреляли из револьверов. В городке творилось невообразимое: пляски, песни, всеобщая радость! Мне пришлось лечь в госпиталь на операцию, после которой я уехал в Зарайск в запасной офицерский полк, оттуда и демобилизовался в конце июля, а в августе восстановился на втором курсе Ленинградского университета.

Зоологи Ленинградского университета в огне Великой Отечественной войны// Русский орнитологический журнал, 2010. Том 19. Экспресс-выпуск № 565 С. 699-702.