Исаак Моисеевич Смолянский работал преподавателем на кафедре романо-германской филологии ЛГУ, когда началась Великая Отечественная война. Для многих людей, в том числе и для него, 22 июня 1941 года стало поворотным событием. Поступали все более тревожные вести с фронтов, происходило стремительное продвижение фашистских полчищ к Москве и Ленинграду.
В тяжелых условиях абсолютной неизвестности перед грозно надвигающимся будущим поначалу знание и умение свободно разъясняться на немецком и других языках казались бесполезными. С первых дней война показала, в ком именно испытывает большую нужду, − в артиллеристах. Исаак Матвеевич записался в Народное ополчение, рыл противотанковые рвы под Новгородом и под Лугой. Затем был направлен военкоматом в школу младших лейтенантов артиллерии при ЧЗАП. За три с половиной месяца курсантов научили обращению с 76-миллиметровой «полковой» пушкой (по-старому, трехдюймовой), 45-миллиметровой противотанковой пушкой, станковым пулеметов. А в сентябре началась блокада Ленинграда.
− В ноябре мы окончили курсы и были направлены на разные участки Ленинградского фронта, − делится воспоминаниями Смолянский. − В числе 12 наших выпускников я был назначен в укрепрайон (УР) на линии, где проходил тогда Советско-финский фронт. Я попал в 102-й отдельный пулемётно-артиллерийский батальон (ОПАБ), занимавший оборону в районе Белоостров-Сестрорецк. Меня назначили командиром взвода артиллерии. Официальное название должности − комендант дзота. Вооружен был этот дзот 76-миллиметровой пушкой и станковым пулеметом. Во взводе было девять бойцов. На стене висела схема нашего сектора обстрела с ориентирами, один из которых, однако, уже не существовал, так как был уничтожен артогнем. Мой дзот, закодированный, увы, как «заяц», находился в полутора километрах от финнов, а вот передовое охранение наше стояло от передовой линии финнов за рекой всего метров на 70. Из-за отнюдь не воинственного названия моего дзота мне после войны приходилось выслушивать дружеские шутки друзей о «храбром зайце». На это я мог ответить, что соседний дот «Тигр» имел вооружение нисколько не лучшее.
Там и прошло три месяца его активной фронтовой жизни. Большим радостным переживанием было сообщение о контрнаступлении советских войск. Оно началось под Москвой в декабре 1941 года, когда немецкой армии было нанесено первое большое поражение: были уничтожены 50 немецких дивизий, и развеяна в прах идея «блицкрига», молниеносной войны, против Советского Союза и миф о непобедимости фашистских орд. Жизненно важным для Ленинграда в то же время стало освобождение Тихвина, временно захваченного немцами.
В конце января во взводе Исаака Моисеевича раздался телефонный звонок, изменивший всю его дальнейшую судьбу. Из штаба батальона спрашивали, есть ли люди, владеющие немецким языком. Исаак Моисеевич этот язык хорошо знал и никогда не забывал. Он прибыл в штаб дивизии на следующий день. Ему было сказано, что теперь командование нуждается в квалифицированных переводчиках. Но, будучи знакомым с изнанкой войны, Смолянский тогда не слишком в это поверил.
− Но в середине февраля в штаб дивизии, а затем и батальона, прибыло распоряжение, что мне надлежит ехать в Ленинград на пересыльный пункт для получения нового назначения. Это означало перевод на работу переводчика, − говорит собеседник. − Я был очень рад, потому как мне казалось, что на этой работе я смогу дать максимум того, на что был способен, к чему был подготовлен.
Ранним утром Исаак Моисеевич отправился в путь. Железная дорога не работала, на попутные машины надеяться тоже не приходилось, поэтому он шел по шпалам, считая километры. Насчитал 29. Картина, которую увидел Смолянский в самый разгар блокады Ленинграда, в феврале 1942 года, потрясла его тогда до глубины души. Когда к концу дня добрался до пересыльного пункта, дома № 90 на Фонтанке, оказалось, что его командируют в штаб Волховского фронта в распоряжение начальника политуправления фронта дивизионного комиссара Горохова. Велели расписаться также за двух прикрепленных к Смолянскому бойцов, которые тоже оказались переводчиками. Один из них, Васген Мнацаконян, был испанистом. Он, как выяснилось потом, направлялся для пропаганды в «Голубой дивизии», которую Франко послал в помощь немецким фашистам. Забегая вперед, нужно сказать, что те хорошо и быстро «разлагались» в суровых условиях нашего севера. Вместе со спутниками Исаак Моисеевич отправился на грузовике по Ладожскому льду до Новой Ладоги. Ехали через Вологду, Рыбинск, Ярославль до Малой Вишеры, где тогда находился штаб Волховского фронта. Как вспоминает ветеран, путь от Ленинграда до Вишеры в нормальное время занимал пару часов, но в военное − потребовал нескольких дней. Когда поезд подъехал к станции Малая Вишера, и пассажиры стали выходить на перрон, фашистский ас снизился над людьми и дал пулеметную очередь, которая, однако, ни в кого не попала. Немцы тогда владели воздухом и очень усердно бомбили и обстреливали этот городок.
В политуправлении фронта Исаак Моисеевич был назначен переводчиком отдела пропаганды среди войск и населения противника (отдел У11). Он занимался допросами пленных, изучением и переводом на русский язык захваченных у немцев документов и писем, переводом на немецкий язык пропагандистских материалов. В январе 1943 года войска Волховского и Ленинградского фронтов после тяжелых боев соединились. Блокада Ленинграда была прорвана. Начался новый период в военной жизни города.
− С весны 1943 года мне пришлось неоднократно летать на учебно-планерном самолете У-2, «небесном тихоходе», как его называли. Целью этих полетов был допрос пленных в дивизии в той части, в которой их взяли, − рассказывает Смолянский. − И вот я с начальником, подполковником Рощиным, садились в этот маленький, ничем не защищенный самолет в открытую кабину за спиной пилота. Кабина эта рассчитана, собственно, на одного человека, но я кое-как втискивался рядом с начальником, так как был тогда достаточно худ. Мы летели со скоростью 100-120 километров в час к одному из участков фронта, где только сегодня или вчера были захвачены пленные. Конечно, такой допрос «свеженьких"» пленных был гораздо «информативнее». После разгрома немецких и финских войск под Ленинградом, нас, работников Политуправления фронта, перебросили на самый северный − Карельский фронт. Этот фронт имел одну основную задачу − оборонять Мурманскую железную дорогу и сам Мурманск, через который шла к нам продовольственная и техническая помощь с запада. На две трети разбомбленный Мурманск жил трудовой жизнью, а порт функционировал по-прежнему. Из этого времени запомнилась такая часто повторявшаяся картина: бредет по прифронтовой дороге сотня-другая обтрепанных немцев, а ведет их один наш солдат с винтовкой в ближайшие тыл. Разбежаться пленные не могли, так как им грозила бы смерть от голода, а то и от населения, пострадавшего от немцев. Они, наоборот, изо всех сил старались не отстать от своего поводыря...
10 мая 1945 года, на следующий день после празднования победы над Германией, Исаака Моисеевича и других работников У11-отдела телеграфно вызвали в Москву в Главное Политическое Управление Советской Армии, а затем без промедления отправили в Германию. Смолянский вместе с еще одним офицером попал в город Дрезден, где находился штаб 1-го Украинского фронта, которым командовал маршал Конев. Добирались с трудом: по дорогам Польши, на местных железнодорожных линиях, на попутных грузовых машинах, по бетонированным дорогам Германии от комендатуры к комендатуре. Город был «тотально» разбомблен американской и английской авиацией, при этом без всякой военной необходимости, еще в феврале 1945 года.
Как вспоминает ветеран, в Дрездене команда пробыла недолго. Маршал Конев был назначен начальником центральной группы войск с центром в Вене, поэтому уже в последних числах мая пришлось ехать по железной дороге вдоль Эльбы на юг в Чехословакию, а оттуда − в Вену. Поезд простоял два часа в Праге, и Смолянский вместе с товарищами, рискуя отстать от эшелона, погулял по городу. Как в самой Праге, так и на всем пути следования, их радостно приветствовали взрослые и дети. Во многих местах кричали: «Наздар!» Еще не прошло радостное возбуждение после освобождения от фашистского ига. В Вене Исаака Матвеевича направили на работу в газету Советской Армии для населения Австрии "Osterreichische Zeitung". Это была ежедневная политическая газета о внутренней жизни Австрии, международных событиях, культуре. За годы «аншлюса» (насильственного присоединения Австрии к Германии) и за долгие годы до этого в головы миллионов австрийцев проникли чудовищно искаженные, лживые представления о нашей жизни, о наших людях, поэтому главной задачей издания было рассеять мифы, правдиво и доходчиво рассказывать о жизни советского народа. Вернуться на Родину И. М. Смолянский смог лишь через десять лет, в мае 1951 года, будучи демобилизованным в звании майора. Он смог возобновить работу в университете и продолжить заниматься преподаванием, тем, к чему готовила профессия до начала Великой Отечественной войны.
Карина Низамутдинова
Материалы предоставлены Советом ветеранов филологического факультета СПбГУ