Сотрудник Восточного факультета, доцент кафедры арабской филологии
Стаж преподавания 48 лет

Ия Николаевна, женщина с благородным голосом, разговаривает довольно тихо. Зато, подчеркивает, на ее лекциях всегда все были во внимании. Согласилась на интервью неохотно, потому что воспоминания о том тяжелом периоде ее жизни даются нелегко. Однако много улыбается, открыта к общению. 

Война грянула, когда маленькой Ие было всего 7 лет. Страшные дни блокады Ленинграда она  переживала с бабушкой и тетей, потому что родители умерли задолго до тех дней. 

- Помните ли Вы как началась война? Как воспринималась она детским сознанием?

- Трудно сказать, тем более, когда прошло столько лет после всего этого… То, что началась война, мы понимали по виду взрослых, я так думаю. Все было безоблачно и вдруг все вокруг стали более чем серьезны. За детьми смотрят, чтобы никуда не отлучались, суетятся, осторожничают. Эта озабоченность взрослых постепенно передавалась детям. Мы очень быстро повзрослели. Когда началось голодное время, совсем уже было грустно и печально. И это помнится. Многие блокадники вспоминают, что их (детей) организовывали сотрудники садиков, медработники. А мне повезло: совершенно святые люди работали в доме культуры им. Горького рядом с моим домом. Я смутно помню (к сожалению, не смогу назвать имен и фамилий): очень бледные лица, но всегда приветливые. Одна женщина ходила по квартирам и собирала детей, всех, кто мог ходить (а к этому времени не все дети были в силах ходить и бегать), в детский кружок при ДК, где постарались оградить нас от ужасов войны. И организовали детскую самодеятельность. 

Школу, в которой я училась, отдали под госпиталь и нас приводили туда и в другие госпитали, чтобы мы давали маленькие концерты для раненых. Это было очень трогательно. Помню, были очень узкие промежуточки между койками. Мы немножко пританцовывали, что-то пели, читали стихи, писали письма, когда нас просили. Интересно, что мы никогда не уходили с пустыми руками, всегда нам давали то кусочек сахара, то кусочек печенья. Солдаты были очень благодарны нам. 

Иногда мы выступали перед уезжающими на фронт. Я помню: шинели, шапки и взрослые мужчины плачут, видя этих изможденных детей-дистрофиков, которые что-то там делают, что-то изображают. Они, наверно, вспоминали своих - жалели этих, которые не известно выживут или нет. Вот это я очень отчетливо помню. Я думаю, мы мало что понимали, будучи детьми, но это где-то откладывалось.

Я помню: шинели, шапки и взрослые мужчины плачут, видя этих изможденных детей-дистрофиков, которые что-то там делают, что-то изображают.

- А взрослые вам объясняли, что такое война?

- Нет, как-то не получалось. Дома ничего, зато по радио говорили, что враг напал. И что было объяснять, когда мы слышим эти разрывы, этот грохот? Очень много было бомбежек и обстрелов. Фронт проходил близко: проспект Стачек, Обводный канал - все это гремело. Сначала все ходили в бомбоубежище, потом перестали. Бабушка меня просто накрывала всеми подушками, одеялами, садилась рядом и вязала. Мы оставались таким образом дома. 
Надо сказать, что наше Ленинградское радио вещало блестяще! Там мужественные люди работали, артисты, которые остались в городе. Среди них незабвенная Мария Григорьевна Петрова, она читала и сказки, и какие-то классические произведения для взрослых, звучала классическая музыка. Дух поддерживался очень хорошо. Это не слова, они делом поддерживали людей. Мы радио очень любили. И у нас дома долгое время после войны сохранялась эта черная тарелка, она для нас была чем-то святым. 

- Запомнились Вам ли какие-то праздники, как особенные дни?

- Я не запомнила никаких праздников. Бабушка и тетя, наверно, старались что-то припасти на эти дни, но я не помню ничего особенного. Хорошо помню только одно: все время хотелось есть. Мысли были только об этом. Мы собирали на улицах все, что могло сгодиться в качестве пищи, например, я ходила рвать лебеду. О вкусности и речи не шло, мы ели что  угодно, лишь бы заглушить голод.

- Как думаете, почему именно Вы пережили блокаду?

- Потому что меня спасла любовь: любовь родных. Также то, что мы своей самодеятельностью поддерживали военных, давало ощущение, что мы нужны, было важно знать, что нас ждут. Кроме того, я всегда ощущала чувство локтя. Сейчас уже нет такого понятия. У меня была приятельница из соседней квартиры, у нее был отчим, военный, и если он мог из своего пайка что-то принести домой, то ее мама стучала к нам в дверь и делилась.

Я всегда ощущала чувство локтя. Сейчас уже нет такого понятия.

- Какими Вам запомнились люди того времени?

- Прекрасно работали дворники в городе вообще и в нашем дворе в частности, было исключительно чисто. Не позволяли грязи залеживаться, всегда следили, чтобы у нас были дрова. Во дворе стояли дровеники и мы делились друг с другом.

Но были люди, которые жили непорядочно: меняли дорогие вещи на еду - однажды я ходила менять бабушкины драгоценности на стакан пшена. Встречались - и того хуже… Детей предупреждали, чтобы держались на виду у взрослых или все вместе и не поддавались на уговоры чужих, мол, пойдем ко мне, я дам конфетку, печеньице… 

- Вы говорите про каннибализм?

- Да, такое тоже было, действительно было… Правда, об этом редко говорят. В соседнем доме такое случилось: я только помню плач и крик женщины, у нее пропала девочка. Искали-искали, не нашли. На улице Шкапина (она и сейчас существует) был  в то время в небольшом закоулочке “Дунькин рынок”. И там по весне появлялись люди, они  вылезали на солнышко и продавали какие-то вещи, кто кастрюли, кто одежду, чтобы хоть что-то заработать на хлеб. И там эта женщина увидела вещи своей девочки… Я точно не знаю развития этой ситуации, но ходили слухи, что женщина побежала в милицию (тоже очень хорошо работали люди, из последних сил) и его задержали.

- А какие люди сейчас?

- Меняется воспитание. Вот сейчас, например, ребенок в транспорте кричит, кричит и никто ему не скажет: “Деточка, а ты тут не один”. Просто раньше дома существовало понятие: прилично или неприлично, не удобно, не ловко. А теперь люди просто не знают, что это такое. Сейчас часто встречается: девочки на остановке не разговаривают - кричат. Я даже подхожу иногда и интересуюсь слышат ли они себя, а они не слышат. Видимо, дома не объясняют правил приличия. Всегда надо помнить, что вокруг люди. Вот будете воспитывать детей, помните об этом.

Просто раньше дома существовало понятие: прилично или неприлично, не удобно, не ловко. А теперь люди просто не знают, что это такое.

- Чем Вы занимаетесь, закончив преподавательскую деятельность?

- Если все благополучно и хорошая погода, я очень люблю ездить в Петергоф, в Александрию, в Пушкин. Я обожаю воду, птиц. Гуляю вдоль залива,  кормлю лебедей. Люблю подняться повыше и смотреть на красоты. Я очень рано начала работать, с 16 лет, поэтому мне приятно сейчас отдыхать.

Беседовала Карина Белькова