Закрыть

Меню

Фельдшер на фронте

Пока шел бой, раненых вытаскивали на себе

Входная дверь приветливо открывается еще до того, как я успеваю постучать. На пороге стоит улыбчивая женщина и загораживает вход ногой, чтобы в парадную не выскочил красивый пушистый белый кот.

Таисия Николаевна? − интересуюсь недоверчиво, ведь очень уж молодо выглядит моя героиня для своих 92-х лет.

Ну что вы, – смеется хозяйка в ответ. − Я ее дочь, Елизавета Петровна. А мама там!

Глядя на героя войны, фронтового фельдшера Таисию Николаевну Кузенкову, все равно сомневаюсь в том, что на этот раз не ошиблась. Необычайно моложавая и энергичная женщина перебирает бумаги на столе: вырезки из газет, старые фотографии, дипломы и книги, предусмотрительно открытые на нужных страницах.

К нашей встрече она подготовилась по-университетски основательно.

Таисия Николаевна, в начале войны вам исполнилось 18. Когда вас отправили на передовую?

− Начну с того, что родилась я в деревне в 23-м году, но все детство провела в Ленинграде. Окончила школу, правда, не полностью. В девятый класс по семейным обстоятельствам не пошла. Как раз в конце 40-го года пошла работать на военный завод. А тут и война. Долго в Ленинграде я не проработала: война в июле началась, а в августе завод уже эвакуировали в Нижний Тагил. Работать было тяжело, многие и домой не уходили, спали прямо в цеху на ящиках под станками. И все хотели на фронт. И с завода убегали, лишь бы на фронт взяли, хотя многих потом возвращали. Меня вот не вернули. Весной 1942 года написала заявление и попросилась добровольцем. Приняли с распростертыми объятиями, но сразу отправили в Киевское военно-медицинское училище, которое к тому времени находилось в эвакуации в Свердловске. Людей тогда не хватало, и мои восемь классов считались вполне приличным образованием.

Закончила я его за полтора года, получила звание младшего лейтенанта, и меня, уже фельдшером, отправили на калининский фронт. Попала я в часть, в санитарную роту, когда она стояла у города Глазуны. А это даже не медсанбат, это отделение прямо при воинской части, чтобы раненых с передовой выносить. Во время боя сразу на поле перевязывали, выносили, а когда затишье − в палатках принимали (Таисия Николаевна погружается в грустные воспоминания, вытаскивает из рукава аккуратный платочек и вытирает подступившие слезы. – Прим. авт.). Знаете, как вот было.… Бывает, притащим солдата, а у него в груди открытая рана, и видно, как легкое сокращается. Хотя первое время и не страшно было. Потом уже, когда стали осознавать, думать обо всем этом, тогда аж до мурашек пробивало.

Что было самым сложным для женщины на войне?

− Девушкам вообще было сложно. На передовой же никаких удобств: ни переодеться, ни умыться нормально, вокруг почти одни мужчины. Санитарные палатки были разделены на две части: в одной – раненых принимали, в другой – спали. Спали иногда прямо рядом с ранеными, грелись, друг к другу прижимаясь. А бывало, что засыпаешь рядом с живым человеком, а утром проснешься − он уже холодный. Мне это страшно было, да и неудобно − девчонка же. И я спала на операционном столе. Надо мной все смеялись! Мне было обидно, а сейчас я и сама бы посмеялась над этим.

Одевались-то мы как: шинели мужские, шапки-ушанки, да еще и стриженые все были. Не разберешь сразу, девочка или мальчик. Был у нас случай. Девочка Лида с нами служила санинструктором. Она ходила в разведку с отрядом. Надо так было – мало ли, помощь оказать потребуется, в разведке ведь всякое случалось. Однажды ее отряд взял в плен немецкого генерала. Его, понятное дело, надо в штаб отправить. С собой дальше пленного вести нельзя – отряду задание выполнить нужно. Думали-думали, что же делать. И решение нашли: отправили в штаб Лиду, вручив ей пистолет и немецкого генерала. Она привела генерала в штаб, сняла шапку, доложила: «Младший лейтенант Глухова прибыла». Так этот генерал, говорят, аж позеленел от злости и сказал: «Лучше бы на месте застрелиться, чем такой позор пережить. Девушка в плен взяла!».

Трудно было и то, что военная часть совершала длинные переходы – по 20 километров могли в ночь отшагать. Да и машин – по пальцам пересчитать, все подальше, в тылу. Даже раненых в медсанбат и в госпиталь на лошадях вывозили, а зимой, в лучшем случае, на дровнях. Пока шел бой, все на себе раненых таскали. Иной раз только перевяжешь солдата, а рядом снаряд разорвался… Тяжело, страшно. Вытаскивала я однажды офицера и вижу, что недалеко еще один полуживой солдат лежит. Только хотела кинуться на помощь, как тяжелораненый офицер вскочил, схватил меня и отшвырнул в сторону. Откуда только силы взялись? В ту же секунду рядом с тем вторым раненым, которого я перевязывать хотела, разорвался снаряд. Жизнь мне спас этот офицер…

Было еще однажды такое: после перехода поставили палатку санитарную. А на улице ранняя весна, холодно очень. Затопили печурку, чтобы хоть раненых согреть. А про дым и забыли! Естественно, по дыму немец сразу определил наше местоположение. Стали бомбить. Страшно стало, аж сердце биться перестало! Но кто-то из ребят меня в укрытие, под операционный стол, затащил. Стол тяжелый был, железный. От прямого попадания вряд ли защитил бы, но под ним все же спокойнее. Лежали мы там так, что у меня под столом только ноги оказались, а голова на улице. И, как сейчас помню, глупая-глупая мысль промелькнула: только бы не лицо, а то попадет, изуродует! О том, что в голову попасть может и убить, я тогда не думала (Таисия Николаевна снова вытирает слезы и горько вздыхает. – Прим. авт.). Ну, ничего. Мы тогда молодые были парни и девушки. Когда молодой, думаешь меньше и почти не боишься. Все это прошло, а мы остались. Зато хорошего человека в те годы встретила, будущего мужа.

Получается, вас с супругом связала война?

− Ой, это длинная история! Началась она сразу, как я приехала на фронт, в свою четвертую ударную армию, 360-ю дивизию, в медсанбат. Прибыла я с подругой, нас встретил заместитель командира полка. Дело было зимой, после старого нового года, темно уже – спать бы лечь. Ну, командир дает нам провожатого и говорит: «Пойдете в офицерскую палатку». Мы поначалу даже обрадовались, сами-то уже имели офицерские звания – младшие лейтенанты. Не совсем тогда понимали, куда ехали, порядков не знали. И привели нас к палатке, маленькой, одноместной, с такими обычно в походы ходят. Думаем, ничего, в тесноте да не в обиде, вдвоем как-нибудь уляжемся. А провожатый стучит и говорит: «Товарищ лейтенант, к вам тут майор прислал девушек переночевать». Мы прямо там чуть не сели! По 19 лет нам, стеснялись сильно. Как так?! С мужчиной в одной палатке спать! Но деваться-то некуда − полезли в избушку. Лейтенант этот распорядился, чтоб нас накормили, спать уложил. А на утро смотрит: на нас не валенки, а кирзовые сапоги. У меня и шапки-то нет, только берет. Сразу же помог, чтобы мне выдали теплую амуницию. Позаботился, значит. Этот лейтенант и стал потом моим мужем. Петром его звали. Но тогда я об этом и не думала, не догадывалась, что нас свяжет судьба.

Потом за мной сразу главный врач пришел, отвез в часть.

Через пару дней приехал этот лейтенант по каким-то делам, интересовался, как я там. Одна медсестра мне сказала, мол, к тебе ездит. Я еще нос воротила, потому что он не самый красивый парень, другие-то посимпатичнее будут. Но та медсестра мне по-женски подсказала, что он человек порядочный и очень добрый. Так что совета подруги я послушала. Раненые, бывало, шутили: «Вот вылечите меня, я вас со своим командиром познакомлю!». Но мне никакие командиры не нужны были. Так до самого конца войны мы с моим лейтенантом вместе и шли, а после – поженились. Не сразу в мае, правда, потому что освобождали Прибалтику, «лесных братьев» ловили, местных, которые на сторону гитлеровцев перешли и не хотели сдаваться. Страшно там было еще больше, чем на самой войне. Но все прошло, война закончилась, мы поженились. В том же, в 45-м, я дочку родила, через полтора года еще одну, через девять лет – сына. Много нас потом еще где мотало, ведь мужа как военного постоянно переводили: то Сталинабад, то Германия, то Таллинн, то Капустин Яр. 20 лет так ездили. Дети в Ленинграде жили, чтобы школы не менять, отца видели только летом, а пока учебный год шел, я туда-сюда моталась между мужем и детьми. Ни о какой работе не могло быть и речи. Только потом, когда он демобилизовался и пошел трудиться в наш университет, заместителем проректора по хозяйственной работе, тогда и я работать стала. Тоже в университете. Муж курировал строительство физического факультета, поэтому нам дали квартиру в Петергофе, даже телефон провели, а это по тем временам − шик. С того времени наша жизнь была плотно связана с университетом: мы с мужем тут служили, младшая дочь химфак окончила, сын учился на физфаке, невестка с исторического факультета, внучка − на юридический пошла. И университет нас не забывает, хоть я и не работаю давно: ребята часто приходят, на праздники приглашают.

А чем вы стали заниматься, когда покинули университет?

− С 97-го года я поглощена общественной работой. В основном, в совете ветеранов, много с молодежью работаем: ездим на «Зарницу», часто ходим в школы на встречи, провожаем ребят в армию. Я сейчас заместитель председателя совета ветеранов в Петродворце. И знаете, так мне нравится работать с молодежью! Не пойму, почему их сейчас все так ругают. Говорят, раньше лучше были! Не правда, всегда ребята разные были. Когда мне было 17, я жила на Лиговском. И в нашем доме ну такие хулиганы обитали, такие дебоширы, что иной раз и во двор входить страшно. Вечно толпа мальчишек – курят, ругаются, задевают. А потом как-то затишье наступило. Уже когда дочь повзрослела, мы не боялись ее отпускать, не боялись, если она поздно возвращалась. Конечно, я как мать переживала, но знала, что ничего плохого с ней не случится. И в классе дети всегда дружили, общительные были, приятные, воспитанные.

Помню, конечно, период, когда я заметила, что дети как будто разболтались, патриотического воспитания никакого. Порой, приедешь в школу и видишь, что детям про войну никогда не рассказывали, старших уважать не учили. Сидят, хихикают и спрашивают, стреляла ли я из танка. Смешные такие, ей богу! Я за всю войну выстрела не сделала, хотя пистолет у меня был. А сейчас смотришь: детки все такие умненькие, внимательные. Обидно только, что Родину защищать никто не хочет, все от армии стараются как-то спрятаться – только бы не призвали. На медали всегда смотрят с открытым ртом, как на диковинку. Ну, оно и понятно, у них уже даже не дедушки воевали, а прадеды. Рассказать и показать некому. Да и вообще мы, старики, про это вспоминать не любим. Я ни детям, ни внукам в свое время особо не рассказывала про войну. Еще свежи были в памяти все те страшные вещи, о которых и думать не хотелось. Сейчас уже не так тяжело вспоминать, рассказываем понемногу. А вот не станет нас, кто все это сохранит? Еще к 60-летию Победы ребята приходили, просили помощи, собирали документы и издали книжку про наших петергофских ветеранов. Не так давно девочки снимали фильм в трех частях, даже диск с ним у меня на полочке стоит. Приятно, что молодежь не забывает. Чувствуется, что они, как и мы, понимают, что это важно.

Беседовала Арина Гафарова

 

Кузенкова Таисия Николаевна – родилась в 1923 г. С сентября 1942 г. – курсант Киевского военно-медицинского училища. С ноября 1943 г. служила в звании лейтенанта фельдшером сначала в составе 283-го отдельного истребительного батальона Калининского фронта 4-й ударной армии, а затем – с января 1944 г. – в составе 1195-го стрелкового полка 360-й стрелковой дивизии 2-го Прибалтийского фронта. Принимала участие в освобождении Прибалтики, в окружении и пленении Курляндской группировки немецких войск. Награждена орденом Отечественной войны 2-й степени, медалями «За отвагу», «За Победу над Германией» и др. Таисия Николаевна пришла работать в Университет в 1972 году: сначала трудилась методистом студенческого отдела физического факультета в Петергофе, а затем – до 1997 года − работала в канцелярии НИИ физики Университета.

Уважаемые универсанты! Если вы заметили неточность в опубликованных сведениях, просим Вас присылать информацию на электронный адрес pro@spbu.ru